Глубокский
историко-этнографический музей

В ходе работы районной Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников на территории современного Глубокского района в годы Великой Отечественной войны были опрошены многие свидетели. Их показания являются одним из важнейших доказательств совершенного нацистами преступления против белорусского народа. Сегодня мы начинаем публикацию показаний живых свидетелей, которым довелось на себе испытать все ужасы фашизма (по возможности мы сохранили авторскую орфографию, пунктуацию и стиль подачи информации, исправив только откровенные рукописные и машинописные ошибки в тексте).

Протокол опроса свидетеля

Рудак Екатерина Владимировна, родилась 26 декабря 1924 года, проживает в городе Глубокое Полоцкой области по улице Первомайская, дом 11, работает секретарём-машинисткой в Глубокском райфо, беспартийная, образование 8 классов.

С первых дней прихода немецких оккупантов в г. Глубокое, они сразу же начали массовые аресты и расстрелы советских активистов и лиц еврейской национальности. В начале августа 1941 года в четыре часа утра к нам в квартиру ворвались полицейские Заблодский Иван и Кожан во главе с немецким офицером и арестовали моего отца Рудак Владимира Ивановича. Мой отец до прихода немцев работал в Глубоком заведующим детским домам и был избранным заседателем областного суда.

Одновременно в эту ночь были арестованы ещё девять человек. Среди них были милицейские работники Куроленок, Сивко Иосиф, бухгалтер Хахолко, врач Геллер, Будов, Винд и другие.

Мой отец и арестованные вместе с ним девять человек в этот же день в 11 часов утра были зверски расстреляны на городском кладбище, которое находится в центре города. Расстрел производился на виду жителей города. Я лично сама видела, как немецкие изверги беспричинно убили моего отца и его девять товарищей, так как наша квартира находилась рядом – несколько сот метров от места их расстрела. Перед расстрелом моего папу и остальных лиц немцы подвергали зверскому избиению. Как рассказывали видевшие жители, что мой папа от избиения не мог стоять на ногах, и не мог самостоятельно сесть на машину, на которой их везли к месту расстрела. Нашей семье не разрешили самостоятельно похоронить отца, и только через три месяца нам удалось тайком выкопать труп своего отца и похоронить.

Позднее, с приездом в город Глубокое немецких территориальных карательных органов, расстрелы арестованных советских активистов и лиц еврейской национальности производились в «бору» за озером, около Березвечи.

За период немецкой оккупации всё еврейское население города Глубокое было истреблено. Удалось бегством спастись только единицам. Летом 1942 и летом 1943 годов немцы устраивали облавы на евреев и пойманных расстреливали. Таким путём немцами было расстреляно несколько сот евреев, среди них старики, женщины, дети.

С осени 1942 года в Березвечах немцами был организован лагерь русских военнопленных. Лагерь из себя представлял чистую площадку в несколько гектаров, обгороженную в несколько рядов колючей проволокой. Никаких помещений на территории лагеря не имелось. Пленные красноармейцы в зимнее время жили в ямах, выкопанных лично ими для этой цели. Пища пленным почти никакая не давалась, и они ежедневно умирали десятками и сотнями. Каждый день по вечерам была слышна стрельба немецких автоматов на территории лагеря. Это расстреливались военнопленные, пытавшиеся от невыносимых условий бежать из лагеря. Я лично наблюдала за военнопленными, которых прогоняли через Глубокое в лагерь. Все они были до невозможности истощены и измучены от голода, болезней и побоев, на них были надеты жалкие лохмотья. Немцы, отстающих от бессилия пленных красноармейцев, безжалостно били палками. За чертой города ослабевших пленных пристреливали. Немецкие патрули избивали жителей, которые пытались передать голодным пленным хлеба.

За весь период оккупации немецкие оккупационные власти систематически отправляли молодых девушек в Германию на каторжную работу и в первую очередь тех, кто не хотел при немцах работать. Каждая девушка города Глубокое всегда жила в страхе, опасаясь, что её схватят и отправят в Германию.

10 марта 1945 года

Протокол опроса свидетеля

Островский Фадей Михайлович, 1893 г.р., проживает в д. Падауты Плисского р-на Полоцкой области, уполномоченный д. Падауты, беспартийный, образование низшее.

В 1943 году, месяца не помню, я находился в своей квартире и часов в 9 вечера на железной дороге открылась какая-то стрельба, после чего мне стало известно с очевидцев, что был сброшен немецкий эшелон и появились пожары, это был зажжён эшелон.

Через некоторый период времени подожгли второй немецкий эшелон, и команда немецких солдат, количество не могу сказать, которые, по словам местных жителей и очевидцев, в пьяном виде начали вблизи от железной дороги зажигать постройки и расстреливать мирных советских жителей.

Утром этого же дня я узнал по рассказам очевидцев, что в д. Падавуты этой же командой, которую возглавлял какой-то обер-лейтенант, фамилия которого для меня неизвестна, убито и сожжено около 15 мирных жителей. Над которыми до расстрела издевались, как-то выкручивали руки, выкалывали глаза, после чего расстреливали и зажигали их дома.

17 марта 1945 года

Протокол опроса свидетеля

Кайранец Казимир Адамович, 1898 г.р., проживает на хут. Шараги Плисского р-на Полоцкой области, работает на своем сельском хозяйстве, беспартийный, образование 2 класса.

25 апреля 1944 года приехала немецкая воинская часть с комендантом, фамилии его не знаю, на хутора Шараги Прозорокского с/с. Уже указанное большое количество начали сгонять мирное гражданское население в сарай и три дома нашей деревни. Одна семья нашей деревни Федьковича Адама в количестве 7 человек и семья моего швагры с деревни Карчомное. Немцы согнали с различных деревень в мой сарай и дом до двух сот человек. Указанное количество население продержали немцы сутки. 16 апреля 1944 года утром подожгли выше указанный сарай и дома в которых находилось согнанное мирное гражданское население. Я в то время совершенного немцами преступления там не находился, бо немцы дали приказ оттуда выехать. Примерно через несколько дней, когда немцы оттуда уехали, я пришел на место совершенного немцами зверства, увидел ужасное зрелище: большие массы опаленных трупов лежали беспорядочно, от которых уже несло вонью, сожжённые кости в домах. И родственники закапывали на том же месте в две могилы. Трупы и кости, сожжённых в сарае, лежали длительное время не закопанные. Бо у нас была паника и не было кому закапывать. Когда немцы разрешили возвращаться на своё хозяйство, тогда мы закапали остальные трупы и кости в могилу.

17 марта 1948 года

Протокол опроса свидетеля

Борисенок Василий Ильич, 1893 г.р., проживает в д. Замошье Володьковского с/с Плисского р-на Полоцкой области, работает на сельском хозяйстве, беспартийный, малограмотный.

В 1942 году в декабре месяце полиция в главе с комендантом Чесноком Виталием окружила дом Суховило Александра. Через некоторое время полицейский заскочил ко мне в дом и сказал беречь от пожара соседний сарай. Когда я вышел на улицу, то увидел пожар. После пожара в догоревшем сене обнаружен обгоревший труп. Это был обгоревший Суховило Нил А. В этом доме сгорела женщина Суховило Анастасия Ф. Эти труппы, сгоревшие, были похоронены на пожарище.

17 марта 1945 года

Протокол опроса свидетеля

Хверенец Степан Александрович, 1895 г.р., житель д. Надозерье Углянского с/с Плисского р-на Полоцкой области, землероб, беспартийный, малограмотный.

В 1944 году в апреле месяце, число не помню, немецкие озверевшие солдаты под командованием одного офицера и солдат около 300 окружили деревню Надозерье Углянского с/с Плисского р-на, собрали мужчин и женщин, и детей в одну комнату гр-на Ванькович Адели Семеновны и дали знать, что будут угонять или расстреливать мирных жителей. Во второй день в количестве 100 человек погнали по направлению д. Псуя. Некоторые жители сумели убечь в лес, где схоронились. Но были найдены немецкими солдатами в землянках и расстреляны из пулеметов, после чего труппы были погружены в болоте, воде, канаве, которая имела шириной три метра. Служила для них как переправа, то есть, через эти труппы переходили на другую сторону болота. Как только забили, и немцы ушли, мирные жители д. Надозерье похоронили в общей могиле на холме среди болота в количестве 25 человек, в этом количестве были мужчины и женщины. От 16 лет и выше - 21 человек, школьного возраста – 4 человека. Могила длинной 2 метра и шириной 2 метра. После чего, как только кончился расстрел мирных жителей, немецкие солдаты подожгли деревню Надозерье, которая была вся сгорела дотла.

12 марта 1945 года

Протокол опроса свидетеля

Петровская Аделя Осиповна, 1875 г.р., житель д. Петровские Литовщинского с/с Глубокского р-на Полоцкой области, крестьянка, беспартийная, не грамотная.

В 1943 году немецко-фашистскими захватчиками был убит мой сын Петровский Михаил Михайлович, 1917 года рождения. Сын мой жил дома и работал на нашем крестьянском хозяйстве в деревне Петровщина. Немецкие власти выгоняли его на различные работы. В августе 1943 года его вместе с другими жителями деревни заставляли косить для немцев сено возле бора под городом Глубокое. 13 августа 1943 года сын ушел косить сено утром. Днём один из соседей привёз мне сына убитого. У него была прострелена грудь пулей из пулемёта, а также и рука. Кроме того, нога была разорвана бомбой. Соседи рассказали мне, что, когда сын косил сено, над лугом низко спустился немецкий самолёт, который забросал косарей бомбами и обстрелял их из пулемётов. От этого обстрела погиб мой сын.

4 марта 1945 года

Протокол опроса свидетеля

Малько Александра Игнатьевна, 1913 г.р., житель д. Петровские Литовщинского с/с Глубокского р-на Полоцкой области, крестьянка, беспартийная, не грамотная.

В 1941 году летом я ещё не была замужем и жила вместе с родителями и братьями на своем сельском хозяйстве в деревне Петровщине. Дом наш стоит в 150-ти метрах от дороги. Отец мой Колос Игнатий Осипович, 1869 года рождения, неграмотный крестьянин никогда не занимал никакой должности. Брат Колас Игнатий Игнатьевич 1906 г.р. всё время советской власти с 1939 г. по 1941 год был уполномоченным нашей деревни Петровщина. Брат Колос Осип Игнатьевич 1910 г.р. также, как и отец – неграмотный крестьянин не занимал никакой должности. Когда немецкие части проходили возле деревни летом 1941 года и искали по полям русских военных, произошел следующий случай. У дороги сидела с группой немецких солдат наша соседка Петровская Юзефа Юлиановна, которая и в настоящее время проживает в нашей деревне Петровские, Литовщинского сельсовета. Она о чём-то говорила с немцами. Вскоре трое немецких солдат отделилась от этой группы и пошли к нам домой. Один из них, говорящий по-русски, спросил, где Игнатий Колос, сын старого. Оба мои брата тогда косили луг в имении Людвиново. По требованию немцев, которые угрожали нам гранатой и говорили, что взорвут дом вместе с нами, если мы не скажем им, где брат; я согласилась проводить их к братьям. Мы пришли в Людвиново. Немцы задержали там моих обоих братьев на полчаса и расспрашивали о них людей, соседних крестьян. Так как все хвалили братьев, как хороших людей, то немцы вскоре их выпустили.

Две недели позже во время уборки ржи летом 1941 года из города Глубокое шёл немецкий обоз по направлению к деревне Залесье. После полудня около 13 часов, даты точно не помню, к нашему дому подошли трое немцев и три девушки из нашей деревни, в том числе упомянутая Петровская Юзефа Юлиановна. Они рвали неспелую фасоль с нашего огорода. Я стала возражать, говоря, что это порча добра. Тогда Петровская сказала немцам, что «это семья коммунистов», указывая на наш дом. Один из немцев готовился выстрелить в нашу тёлку, услышав это, но раздумал, ограничившись тем, что спустили эту тёлку с привязи и ушли. Через полчаса к нам домой опять пришли немцы – не могу определить, были ли это те же самые, или другие. Они сделали обыск у нас дома, говорили, что ищут оружие. При этом забрали масло и яйца. Отца и братьев моих обоих они арестовали и отвезли в центр нашей деревни. Я пошла следом и убедилась, что их заперли в сарай Жолткевича Василия. Я побежала по деревне созывать людей и просить их, чтобы пошли освобождать отца и братьев. Я обежала хутора и вернулась домой, мать рассказала мне, что уже были слышны выстрелы. Я подумала, что наверно расстреляли наших. Однако я не пошла вечером в деревню, так как там расположились немцы – обоз, и я боялась туда идти. На следующее утро немцы ушли дальше. Ещё до восхода солнца я с матерью пришли в деревню. Нас направили на хутор Нарушович Павла и Варвары и там мы нашли три могилы. Три дня спустя я, при участии священника, вскрыла эти могилы и обнаружила в них трупы отца и братьев. Я перевезла их и похоронила на кладбище.

4 марта 1945 года

Протокол опроса свидетеля

Ломыш Мария Александровна, 1885 г.р., проживает в д. Щербы Володьковского с/с Плисского р-на Полоцкой области, беспартийная, малограмотная.

В 1941 году в июле месяце, по большаку из Дисны на Глубокое немецкие солдаты гнали колону русских пленных. Пройдя большую дорогу, истощавшие пленные не могли дальше идти. Этих немцы расстреливали на месте. Когда население подавало пленным куски хлеба или давали попить воды, то этих пленных, которые брали хлеб или пили воду немецкие солдаты расстреливали на месте. Так, например, возле нашей деревни похоронено убитых русских пленных шесть человек. Эти убитые похоронены возле деревни населением д. Щербы.

17 марта 1945 года

Протокол опроса свидетеля

Мякинникова Любовь Сельвестровна, 1909 г.р., уроженка г. Минска, постоянное место жительства г. Глубокое, ул. Советская №97, домохозяйка, беспартийная, образование 8 классов.

Это было поздней осенью 1941 года, когда в гор. Глубокое немцы пригнали несколько тысяч пленных красноармейцев. Пленных красноармейцев гнали по Советской улице, на которой я проживала, в лагерь Березвеч. На этих пленных красноармейцев жутко было смотреть. Все были измученные, худые, оборванные, еле тащили ноги, и за ними усиленный конвой на лошадях и велосипедах. Этих бессильных красноармейцев немецкие офицеры-бандиты заставляли кричать «ура Гитлеру, Москва уже в его руках». Жители гор. Глубокое, в том числе и я, всячески старались что-либо передать покушать пленным, кто хлеба, кто молока, но не всегда удавалось это сделать, так как конвой не допускал, а они беднячки за кусок хлеба тянулись сотнями и за кусочек хлеба дрались.
Некоторые из пленных тянулись сзади с палочками, которых немцы пристреливали. Я лично сама видела, как трёх красноармейцев пристрелили и бросили их на дороге. Всех этих пленных красноармейцев, примерно тысяч двадцать, загнали за проволочные заграждения в Березвечах, это в трёх километрах от гор. Глубокое, где они находились под открытым небом, все разутые, в одних лохмотьях, а уже было холодно. Партизаны содержались за отдельной изгородью, это были живые скелеты. В лагере не было ни одной травинки, всё было съедено. Я сама видела, как эти бедняжки вырывали какие-то корешки и ели их. Пленные от холода и голода умирали тысячами и ежедневно тысячами расстреливались. Ежедневно из лагеря вывозили на подводах замёрзших, умерших от голода пленных, накладывали как дрова и зарывали их в большие ямы, заранее выкопанные самими же пленными.
Пленные красноармейцы и партизаны настолько были голодные, что ели друг друга, а именно у мёртвых выедали все мягкие места. Из лагеря днём и ночью доносились звуки пулемётов, это расстреливались пленные красноармейцы и партизаны. И вот через несколько дней после того, как пригнали пленных, под вечер выпал снег и эти пленные не выдержали.

8 марта 1945 года

Протокол опроса свидетеля

Самко Ядвига Станиславовна, 1925 г.р., уроженка города Глубокое, поживает в городе Глубокое, ул. Советская 121, работает управляющей делами Глубокского горкомхоза, беспартийная, образование неполное-среднее.

В 1941 году осенью на расстояние около полукилометра на северной окраине города Глубокое был расположен госпиталь Березвецкого лагеря русских военнопленных, где по существу не лечили больных и раненых красноармейцев, а добивали или просто расстреливали.
Это я могу подтвердить тем, что каждое утро мне приходилось мимо госпиталя проходить на работу и в это время и видела, как убитых, расстрелянных и замученных красноармейцев вывозили из помещений госпиталя на подводах в сторону имения Борок и там их зарывали в землю, причём на подводах были ещё не совсем умершие люди и они во время перевозки кричали.
По ночам и на рассвете территории госпиталя всё время были слышны выстрелы, так как немецкое командование госпиталя проводило расстрелы русских военнопленных.
Иногда проходящие граждане, сожалея о том, что военнопленные пропадают с голода, приносили хлеб и другие продукты питания для того, чтобы передать военнопленным, но как только это замечала охрана госпиталя лагеря, то по этим гражданам открывала стрельбу из винтовок и пулемётов.
Те, которые были ещё живы, то и они находились в этом лагере-госпитале, были обречены на гибель, так как их там почти совсем не кормили и эти военнопленные были слабыми от истощения.
Часто по утрам, при прохождении мною лагеря-госпиталя, мне приходилось видеть висящих на проволочных заграждениях военнопленных, которые от невыносимых условий существования пытались убежать из лагеря, но были охраной застрелены.
Можно было замечать и такие случаи, когда обессиленный военнопленный не мог ходить, то таких просто пристреливали и потом вывозили зарывать в Борок, таким образом военнопленных в лагере и в госпитале уничтожали по-всякому и так было узаконено истребление людей, находившихся в лагере немецким командованием.

12 марта 1945 года

Протокол опроса свидетеля

Яновский Иосиф Иосифович, 1890 г.р., проживает в г. Глубоком Полоцкой области, работает уполномоченным 1-го участка при горсовете, беспартийный, образование 3 класса.

Осенью 1941 года немецкие оккупационные власти организовали в имении Березвечи, около города Глубокое лагерь советских военнопленных.
Лагерь занимал площадь три-четыре гектара, ограниченный колючей проволокой. На территории лагеря не имелось никаких помещений. В осеннее и зимнее время военнопленные находились в ямах, вырытые ими же для жилья.
В зимнее время, когда температура воздуха доходила до 25-30 градусов от лагеря доносился шум и гул от криков погибающих военнопленных от холода и голода. От холода, голода и побоев в лагере ежедневно погибало десятки и сотни людей. Для вывоза трупов умерших и расстрелянных пленных немцами ежедневно назначались в деревнях Изабелье, Мушкатах, Михайловке по тридцать подвод. Трупы вывозились из лагеря в «борок», где были заранее выкопаны громадные ямы.
Я несколько раз немцами назначался для подвозки леса в лагерь и лично сам видел, как погружались на подводы трупы умерших некоторые из них ещё были живые и этих живых пленных зарывали в ямы вместе с трупами.
В зимнее время 1942 года военнопленные лагеря Березвечи, не вынося холода, голода, побоев, массой набросились на охрану лагеря, убили несколько конвоиров и сильные из них бросились из лагеря. Немцы открыли пулемётный огонь по убегавшим и по тем, которые ввиду слабости остались в лагере. Около двух тысяч пленных в этот раз убежали из лагеря. Немцы расстреливали тысячи военнопленных. Долгое время около сорока подвод возили трупы расстрелянных пленных в «борок», где они зарывались в общие ямы. В лагере примерно находилось около 20 тысяч пленных.
Весной 1943 года я несколько раз назначался немецкими властями на подвозку ослабевших военнопленных с вокзала в лагерь Березвечи. Эти пленные настолько были измучены от голода и побоев, что не могли самостоятельно передвигаться.
Эти пленные были из штрафных батальонов, поэтому немцы с ними обращались особенно жестоко. Когда разгружались на станции, то при выходе из вагона каждого пленного ударяли несколько раз палками стоявшие около вагона два немецких солдата. Все пленные были избиты, у многих из них шла кровь из носа и рта. Пленных так же избивали, когда их вели через город Глубокое в Березвечи.
Немецкие патрули избивали и даже расстреливали жителей города, которые пытались передать советским военнопленным хлеб. Чуть была не расстреляна за это моя жена Яновская Юлия Климентьевна, ей удалось спастись от этого только бегством.
Много было случаев, когда вне города Глубокое немцы достреливали измученных и ослабевших пленных. Я лично сам видел могилы застреленных пленных в окрестностях.
Спустя некоторое время после прихода немцев в город Глубокое, они организовали гетто для евреев. Всех жителей города еврейской национальности, примерно около 8 тысяч, немцы поместили в специальные здания по улице Карла Маркса (когда выходишь из города по правой стороне) обнесли эти здания забором и поставили охрану. Летом 1942 года немцы в один день расстреляли из гетто около двух тысяч евреев. С этой целью их собрали на еврейском кладбище под видом проверки документов.
Летом 1943 года немецкие войска в 6 часов утра окружили гетто и начали всех находившихся там евреев расстреливать из пулемётов, взрывать гранатами и минами, живьем сжигать в домах. Из пяти тысяч восемьсот евреев, на этот раз удалось спастись бегством только немногим.
За помощь и даже только разговор с евреями жителей города арестовывали и расстреливали. Я лично сам видел осенью 1943 года одну женщину из деревни Саковичи, фамилию её не знаю, немцы расстреляли за то, что она хотела чем-то поделиться с евреем по фамилии Цынцыпар. Цынцыпар так же был расстрелян.
В первое время с приходом немцев примерно в августе 1941 года на улице г. Глубокое был убит комендант полиции. Как месть за убитого коменданта немцы арестовали 10-12 советских активистов и в тот же день их расстреляли около кладбища. Среди расстрелянных: Рудак Владимир Иванович, Сивко Иосиф Иванович, Куреленок, Хохолко Дмитрий, врач Геллер, Гатнер Дрейза Сролевна и др.
С 1943 года до момента прихода Красной Армии, в Глубоком и его окрестностях, кроме немецких карательных органов, действовал карательный отряд во главе с Ветвицким. Ветвицкий еще до прихода немцев приехал в Глубокое как актёр. После прихода немцев до 1943 года Ветвицкий работал у немцев инспектором по школам.
Ветвицкий имел под своим командованием 40-50 человек, с которыми он разъезжал по городу и его окрестностям производил аресты и расстрелы партизан, жителей за связь с партизанами и несвоевременную уплату немцам налогов, грабил имущество и сжигал дома расстреляных.
Перед своим отступлением немецкие власти расстреляли за связь с партизанами моих соседей: Рожновского Антона, Сегун Ивана. Арестованным вместе с ними Скаковскому Станиславу Францовичу и Ильинич Владимиру Станиславовичу удалось перед расстрелом бежать.

13 марта 1945 года

(продолжение следует)